Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

Один из стражников, не удержав Атрета, отлетел к стене. Другой, стоявший за спиной германца, выругался и подозвал на помощь еще двух человек. Атрета повалили на пол и держали до тех пор, пока раскаленное железо не прожгло ему кожу на пятке. От невыносимой боли Атрет не мог не закричать, когда воздух наполнил тяжелый запах паленой плоти. Затем его снова поставили на ноги.

Атрета повели по каменному коридору вниз, потом еще по одному коридору. Открылась тяжелая дверь, с него сняли цепи, заставили опуститься на колени и втолкнули в крохотную темную камеру. Дверь за его спиной закрылась. Ему хотелось кричать. Стены буквально облегали его; каменный потолок был таким низким, что Атрет не мог сесть, а сама камера была такой короткой, что он не мог вытянуть ноги. Он со всей силой уперся в дверь, но дверь не поддавалась. Он выругался и услышал, как стражники смеются, а звуки шагов, усиленные кованой обувью, эхом отдаются по коридору. «Готов поспорить на что угодно», — послышался голос Сабина, убежденного, что «уже завтра он будет просить о помиловании». Закрылась еще одна дверь, после чего наступила мертвая тишина.

И тут Атрета охватила паника. Он крепко закрыл глаза, пытаясь совладать с собой, тогда как стены камеры, казалось, душили его со всех сторон. Стиснув зубы, он старался не произносить ни звука, зная, что если закричит, то даст волю страху, который и без того начинал его угнетать. Бешено билось сердце, ему не хватало воздуха. Он сильно пнул в дверь ногой, не обращая внимания на боль от клейма, и стал колотить ногами по двери, пока не разбил их в кровь.

Атрет тяжело дышал от страха и весь покрылся потом. Больше одного дня он здесь не выдержит, после чего просто закричит. Он повторял эти слова самому себе снова и снова, пока на смену страху не пришел гнев.

В полной темноте прошли часы.

Чтобы не сойти с ума, Атрет повернулся на бок и постарался представить себя в родном лесу. У него не было ни воды, ни еды. Его мышцы свело судорогой, и он застонал от боли, не имея возможности вытянуть конечности и избавиться от страданий. Он снова пнул ногами в дверь и от всей души проклял Рим.

Наконец послышался голос стражника: «Сейчас он будет посговорчивее». Открылась дверь. Когда стражник нагнулся и заглянул в камеру, Атрет изо всех сил ударил ему в лицо ногой, и тот отлетел назад. Атрет попытался придержать дверь открытой, но второй стражник навалился на дверь и снова ее запер. Атрет слышал, как пострадавший от его удара стражник ругается по–германски.

— Да, двух дней ему там, видимо, мало, — сказал другой.

— Да пусть он там вообще сгниет! Эй, ты, слышишь? Сгноим тебя там!

Атрет произнес в ответ проклятия и пнул ногой в дверь. Его сердце билось все сильнее, а дыхание становилось все тяжелее и чаще. «Тиваз!» — кричал он, и крик этот эхом разносился по всем ближайшим помещениям. «Тиваз!» — выкрикивал он имя своего бога, пока не охрип, потом лег и снова стал бороться со страхом, который опять пробудился в нем.

Подавленный темнотой и страхом, Атрет потерял ощущение времени. Когда дверь снова отворили, он думал, что это сон, но пришел в себя, когда чьи–то руки взяли его за щиколотки и вытащил и за ноги, от чего по всему телу снова прошла боль. Мышцы у него свело судорогой, и он не мог встать. К его губам приставили сосуд, и он сделал несколько жадных глотков воды. Два стражника подняли его на ноги, подставив свои плечи под его руки. Его привели в большое помещение и бросили в каменный бассейн.

— От тебя воняет! — сказал на германском языке один из стражников, бросив ему на грудь какую–то губку. Нос стражника был распухшим, и Атрет понял, что это был тот самый, которого он ударил ногой. — Вымойся, не то я сам тебя вымою.

Атрет презрительно посмотрел на него.

— Как получилось, что мой соплеменник оказался римским прихвостнем? — спросил он, едва шевеля разбитыми губами.

Лицо стражника стало каменным.

— Я слышал, как ты кричал этой ночью. Еще один день в такой норе, и ты сошел бы с ума или забыл бы всех своих богов, как это произошло со мной!

Атрет сжал кулаки и стал мыться, чувствуя присутствие двух стражников. Они разговаривали, и Атрет понял, что этого германца звали Галл.

Галл заметил, что Атрет внимательно изучает его, и снова обратился к пленнику.

— Меня взяли в плен примерно так же, как и тебя, и я стал рабом, — сказал он, — но я извлек для себя из этого максимальную пользу. — Он взял в ладонь и показал Атрету висевший на шее небольшой квадратный предмет из слоновой кости, на котором были какие–то надписи. — Семь лет я сражался на арене, а потом заслужил свободу. — Он выпустил этот предмет из рук. — Ты можешь сделать то же самое даже за более короткий срок, если поставишь себе такую цель.

Атрет внимательно огляделся, посмотрел на каменные стены и стоявших всюду вооруженных стражников, затем в глаза Галлу.

— Я не вижу здесь никакой свободы, — он вышел из бассейна и стоял обнаженный и мокрый. — Можно мне вытереться, или таким я вам больше нравлюсь?

Галл взял с полки полотенце и бросил его Атрету.

— Будь осторожен, раб. Здесь ты либо многому научишься, либо умрешь. А что из этого ты выберешь, мне совершенно безразлично. — Он кивнул в сторону полки с одеждой. — Бери тунику, пояс, верхнюю одежду и одевайся.

Атрет взглянул на лестницу, глаза у него поначалу загорелись, но он вовремя заметил, что к стоявшему там стражнику подошел еще один.

— Я бы на твоем месте даже не пытался, — сказал ему Галл, взявшись за рукоятку меча.

Стиснув зубы, Атрет оделся и пошел вверх по лестнице. Впереди него шли два стражника, и еще трое шли сзади. Возможности убежать не было никакой. Его вели по длинному коридору, по обеим сторонам которого находилось множество дверей. Галл остановился напротив одной из них и открыл ее.

— Это твой новый дом. Пока тебя не продадут.

— Видно, что он не горит желанием вселяться сюда, — насмешливо заметил один из стражников, после чего грубо втолкнул Атрета в небольшую комнату. Атрет вздрогнул, когда дверь за ниц захлопнулась и звякнул засов.

— Выспись хорошенько, — сказал ему Галл сквозь зарешеченное окошко в двери.

Темная и сырая камера была чуть больше двух метров в длину я около полутора метров в ширину. На каменном возвышении лежал соломенный тюфяк. Внизу находился глиняный горшок для пищи. Каменные стены были украшены многочисленными надписями и рисунками. Атрет не умел читать, но рисунки и без того были достаточно красноречивы. Сражающиеся и умирающие мужчины. Мужчины и женщины, занимающиеся любовью. Линии, прочерченные одна за другой, — очевидно, кто–то считал дни. В задней стене была проделана ниша для какого–то идола — уродливой богини с двенадцатью грудями, сидящей на корточках.

Свет факела, горящего в коридоре, проникал в камеру сквозь зарешеченное окошко двери, отбрасывая тени. Атрет услышал стук кованой обуви, посмотрел сквозь окошко в коридор и увидел стражника, который взглянул на него и пошел дальше по коридору.

Атрет сел на тюфяк. Запустив руки в свои густые волосы, он долго сидел, положив голову на руки, потом откинулся спиной к холодной каменной стене. Его снова затрясло внутри и снаружи.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем он услышал звук открывающейся двери и голоса входящих в коридор людей. Раздался чей–то шепот, и стражник криком приказал замолчать. Открывались по очереди двери, и в камеры запускали людей, после чего двери снова закрывались. Затем наступила долгая тишина. Атрет услышал чей–то плач.

Опустившись на каменное возвышение, он закрыл глаза и попытался представить себе леса Германии, лица своих родных и друзей. Ему это не удавалось. Ему виделась какая–то толпа и те люди, которые повторяли отточенные движения.

Голоса стражников, ходящих взад–вперед по коридору, все время внушали Атрету мысль о том, что убежать отсюда невозможно. Единственный путь к свободе лежал через смерть.

Он проснулся от окрика стражника и встал, ожидая, что сейчас к его двери подойдут. Но люди в коридоре прошли мимо его двери.

Прислушавшись, он услышал, как из других камер вывели людей, и снова наступила тишина. Он сел, схватившись за край каменного возвышения.

Спустя какое–то время Галл, наконец, открыл дверь его камеры. «Снимай верхнюю одежду и следуй за мной», — сказал он. Когда Атрет вышел в коридор, его сопровождали два стражника. От недостатка пищи он чувствовал слабость и подумал, собираются ли они кормить его или же бросят умирать от голода. Его привели в тренировочный зал, к Тараку, ланисте, или главному наставнику лудуса.

Лицо Тарака было суровым и тяжелым, а его темные глаза умными, проницательными. Вдоль щеки проходил глубокий шрам, а половина уха была отсечена, но он тоже носил на шее квадратный предмет из слоновой кости, говорящий о том, что свою свободу он заслужил на арене.